Уголовная ответственность за посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа

В теории уголовного права отмечается, что «причинение смерти» и «посягательство на жизнь» в силу соответствующей их содержанию ясной для всех грамматической формы легко различимы при решении вопроса о том, какими: материальными либо формальными (усеченными) — законодатель видит соответствующие составы. Однако если бы неоднозначное понимание термина «посягательство на жизнь» не было в нем заложено — как и в термине «причинение смерти» — то это не требовало бы от высшего судебного органа постоянного напоминания судам, что «преступление, связанное с посягательством на жизнь сотрудника правоохранительного органа, является оконченным с момента начала действий, непосредственно направленных на лишение жизни данного сотрудника независимо от наступившего результата».
Таким образом, возникает вопрос: каким является исследуемый состав преступления: материальным или формальным. Можно взглянуть на это так: «Если остановиться на точке зрения Верховного Суда, оценивающего посягательство и как покушение на убийство, и как убийство, то в первом случае состав следует признать формальным, а во втором — материальным. Складывается парадоксальная с точки зрения логики конструирования составов ситуация — в одной и той же диспозиции (даже не в разных частях одной и той же нормы) представлены и формальная, и материальная модели». Но можно рассудить и иначе, усмотрев в соответствующих практикообразующих документах Верховного Суда Российской Федерации указание на юридическое окончание «посягательства на жизнь», тогда как последствие в виде смерти рассматривается как фактическое окончание преступного деяния, притом, что высший судебный орган порой продлевает до момента фактического окончания преступления объективную сторону данного деяния, имеющего, как и в разбое, формальный, усеченный состав.
Так, вывод о включении Пленумом Верховного Суда РФ фактического окончания деяния, свойственного материальным составам, в объективную сторону преступления, состав которого в законе описан как формальный (усеченный), следует из введенного в марте 2016 года в практику правила квалификации, согласно которому не находившиеся в сговоре на разбой лица, которые воспользовались примененным соисполнителем насилием для завладения имуществом потерпевшего, также отвечают за разбой (п. 14.1 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»).
Говоря о необходимой обороне от наличного посягательства, Пленум Верховного Суда Российской Федерации разъяснил: «В случае совершения предусмотренных Особенной частью Уголовного кодекса Российской Федерации деяний, в которых юридические и фактические моменты окончания посягательства не совпадают, право на необходимую оборону сохраняется до момента фактического окончания посягательства» (п. 5 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О применении судами законодательства о необходимой обороне и причинении вреда при задержании лица, совершившего преступление»). Изложенное показывает, что концом преступления в смысле преступного завершения его объективной стороны могут являться общественно опасные последствия, тогда как состав деяния в законе будет описан как усеченный. Другое дело, что Пленум Верховного Суда РФ использует расширительное понимание объективной стороны только в целях усиления противодействия криминальной активности — для привлечения к ответственности в качестве соисполнителей лиц, которые совершали свои действия за пределами объективной стороны в ее понимании законом, для расширения пределов необходимой обороны от соответствующего посягательства.