Становление и развитие сыскной деятельности в России

В случае, если дело приобретало сложный для разрешения характер, бояре обращались в высшие органы государственной власти – боярскую думу или к самому царю. Если широко оценивать компетенцию Разбойного приказа, то ее можно определить как борьба с обще-уголовной преступностью (грабежи, разбои, убийства и так далее).
Данная сфера конкретизировалась через целый ряд определенных элементов, одним из которых выступал и уголовный сыск, где активно применялись пытки.
В этих целях Разбойный приказ имел пыточную. За кремлевской стеной у Константиновской башни находился «застенок», где проводились допросы с пристрастием и пытки.
Имелись тюремные дворы для задержанных преступников и подозреваемых, которых охраняли тюремные сторожа. В «черной палате» на 16 квадратных метрах содержалось до 40–50 подсудимых и осужденных. Особо опасных преступников держали за решеткой.
Несмотря на централизацию государственной власти вокруг Москвы, создание единых централизованных органов государственной власти, уголовный сыск в это время имел все еще некоторую степень децентрализации.
При этом децентрализация носила не только естественный, территориальный характер, но и менее логичные и объяснимые виды разделении полномочий. Так, в частности, из ведения Разбойного приказа был изъят уголовный сыск в Москве. Изъятие произошло в пользу Земского приказа, который осуществлял функции сыска исключительно на заданной территории.
В результате создали ситуацию, при которой в двух одноуровневых ведомствах различного характера происходила разноуровневая реализация единых полномочий. Более логичным видится выделение полномочий по уголовному сыску по политическим делам.
Данное направление деятельности реализовывал Тайный приказ. Представляется, что это был аналог современной Федеральной службы безопасности Российской Федерации.
Отметим, что обще-уголовные преступления также могли стать предметом его внимания, но только в случае исключительного положения лиц, в отношении которых совершались обще-уголовные преступления (например, убийство или грабеж князя, боярина).
Основными должностными лицами, осуществлявшими уголовный сыск на местах, являлись губные старосты. Ему помогали целовальники, губные дьяки и тюремные сторожа. На губных старост возлагалась обязанность разыскивать татей и разбойников («чтобы они про татей и разбойников сыскивали»), следить, чтобы «однолично нигде татей и разбойников из разбойничьих станов и приездов не было»; судить ведомых лихих людей и казнить их смертью или налагать другие наказания, по мере их вины, без доклада.
В целях выявления «лихих людей» губные старосты имели право удостовериться в личности всех перешедших из другой губы – иной административной единицы, то есть прибывших на постоянное или временное жительство.
Обычно губной староста по принятии в Разбойном приказе присяги и получении от него наказа приказывал собраться со всего своего округа представителям всех слоев населения и «чинил им допрос»: кто у них в селах и деревнях «лихие люди» – тати и разбойники, к кому они приезжают и «разбойную рухлядь привозят» и от кого «на разбой ездят и кому разбойную рухлядь продают».
Если обысканные указывали на «лихих людей», то губной староста должен был расспросить их.
Оговоренный немедленно задерживался, имущество его переписывалось, опечатывалось и отдавалось на хранение до решения дела. То есть, иными словами, губные старосты в данном случае проводили такие оперативно-розыскные мероприятия, как опрос, наведение справок, а также производили оперативную установку и занимались личным сыском и оперативным поиском.
Таким образом, можем сказать, что уголовный сыск как процесс начался практически одновременно с развитием Древнерусского государства. Однако более или менее административно-правовой характер данный процесс приобрел только в период централизации российского государства вокруг Москвы, а если выражаться более точно – при Иване IV Грозном. При этом необходимость осуществления уголовного сыска имела место быть гораздо раньше.
Причиной же подобной ситуацией стал лейтмотив, под влиянием которого происходило развитие правоохранительной системы в целом и уголовного сыска в частности. Он заключался в отсутствии понимания у государства того факта, что преступление может угрожать кому-то еще, помимо лица, в отношении которого оно было совершено. То есть, происходила персонификация опасности от преступления.
Общественной опасности во множестве преступлений государство не видело, заменяя ее индивидуальной. Соответственно, задача по сыску – это персональная задача того, кому была нанесена «обида». Государство же выступало лишь как арбитр, вступавший в правоохранительный процесс только после установления лица, совершившего преступления для назначения ему соответствующего наказания.
Дальнейшее развитие сыска неотъемлемо будет связано и с развитием государства, испытывая на себе все те изменения и катаклизмы, которые выпадут на долю России.