Образ каторжника в английском и французском романе ХIХ века «Отверженные» Гюго и «Большие надежды» Диккенса

Казалось бы, судьба Жана Вальжана предрешена, и теперь ему уже никогда не выбраться с каторги. Но епископ не только спасает бывшего каторжника, но и совершает поступок, потрясший его до глубины души: «Ах, это вы! – воскликнул он, обращаясь к Жану Вальжану. – Очень рад вас видеть. Но послушайте, ведь я вам отдал и подсвечники. Они тоже серебряные, как и все остальное, и вы вполне можете получить за них франков двести. Почему же вы не захватили их вместе с вашими приборами?»
Доброта епископа полностью преображает душу Жана Вальжана и накладывает отпечаток на всю его дальнейшую жизнь: «Он всмотрелся в свою жизнь, и она показалась ему безобразной; всмотрелся в свою душу – и она показалась ему чудовищной. И все же какой-то мягкий свет сиял над этой жизнью и над этой душой…»
Таким образом, встреча с епископом Мириэлем спасает Жана Вальжана от превращения в закоренелого преступника. После нее он окончательно отрешается от зла и вступает на путь добра.
1.3. Жизнь после каторги
Большая часть жизни Жана Вальжана, изображенной на страницах романа, относится к периоду, начавшемуся после каторги и встречи с епископом Мириэлем. Расставшись с ним на дороге из Дина, где ему было суждено пережить духовное перерождение, благодаря встрече с епископом Мириэлем, читатель снова встречает бывшего каторжника в облике доброго и щедрого мэра города Монрейль-Приморский, известного как господин Мадлен: «До дядюшки Мадлена весь край был погружен в спячку; теперь все здесь жило здоровой трудовой жизнью. Могучий деловой подъем оживлял все и проникал повсюду. Безработица и нищета были теперь забыты. Не было ни одного самого ветхого кармана, где бы не завелось хоть немного денег; не было такого бедного жилища, где бы не появилось хоть немного радости».
Доброта и порядочность Жана Вальжана не знают границ и нередко становятся губительными для него самого. Так, спасая жизнь попавшему под телегу старику Фошлевану, он на глазах давно подозревающего его инспектора Жавера демонстрирует недюжинную силу, которой был известен во времена тулонской каторги: «Старик целовал ему колени и говорил, что это сам господь. А на лице Мадлена было какое-то странное выражение блаженного неземного страдания, и он спокойно смотрел на Жавера, все еще не спускавшего с него глаз».
Не может он и пожертвовать жизнью и свободой несчастного Шанматье, которого, в силу его рокового сходства с Жаном Вальжаном, чуть не отправляют вместо него на пожизненную каторгу. После своего признания всеми уважаемый мэр превращается в беглого, преследуемого всеми каторжника. Судьба дарит ему счастье и утешение в лице сиротки Козетты, которую он любит и воспитывает, как родную дочь.
Одним из ключевых эпизодов романа становится появление Жана Вальжана на баррикаде. Как пишет исследователь творчества Гюго Н.И.Муравьева, он, «сочувствуя делу революции, не стреляет, а только помогает сражающимся, пламенно веря в то, что лишь добром и милосердием можно воздействовать на человека, И в этом весь Жан Вальжан, оставшийся верным до конца своей жизни нравственным идеям епископа».
Однако Гюго и сам не может понять, какой путь – прощения и милосердия или активного сопротивления – является правильным. Заставляет усомниться в этом он и епископа Мириэля: «Встреча Мириэля со старым революционером, бывшим членом Конвента, и их моральный поединок приводит к тому, что оба они оказались союзниками: объединило же их бескорыстие и желание служить человечеству. Объединение идеи христианского смирения в романе с прославлением революции обеднило художественную правду».
На баррикадах Жан Вальжан встречает своего давнего врага Жавера, приговоренного участниками восстания к казни за шпионаж, и получает возможность расправиться с ним. Но бывший каторжник снова поступает в духе епископа Мириэля: «Жан Вальжан разрезал мартингал на шее Жавера, разрезал веревки на кистях рук, затем, нагнувшись, перерезал ему путы на ногах и, выпрямившись, сказал: «Вы свободны»». Спасает он и раненого, потерявшего сознание Мариуса – жениха своей обожаемой Козетты, но тот долгое время не знает имени своего спасителя.
В финале бывший каторжник, наделенный благородным и великодушным сердцем, умирает в забвении и одиночестве. Лишь в последний момент к нему приходят Козетта и Мариус, терзаемые запоздалым раскаянием: «Жан Вальжан обернулся к Козетте. Он вглядывался в нее так напряженно, словно хотел унести ее образ в вечность. В темной глубине, куда он уже спустился, ему все еще доступно было чувство восхищения Козеттой. На бледном его челе словно лежало светлое отражение ее нежного личика. И у могилы есть свои радости… Козетта и Мариус, полные отчаяния, задыхаясь от слез, опустились на колени и припали к его рукам. Но эти святые руки уже похолодели».
Литературовед С. Брахман в статье о Гюго из сборника «Писатели Франции» так пишет о значении образа Жана Вальжана: «В центре книги образ Жана Вальжана, олицетворяющий угнетенный народ. «Часто весь народ целиком воплощается в этих незаметных и великих существах, попираемых ногами. Часто тот, кто является муравьем в материальном мире, оказывается гигантом в мире моральном»,— писал Гюго в черновых набросках к роману. Такие «моральные гиганты» — все любимые народные герои Гюго: крестьянин Жан Вальжан, швея Фантина, уличный мальчишка Гаврош».
Таким образом, большая часть жизни Жана Вальжана, изображенной на страницах романа, относится к периоду после каторги и встречи с епископом Мириэлем. До конца своих дней бывший каторжник живет по его заветам. Однако доброта и благородство Жана Вальжана приводит его лишь к одинокой смерти, озаренной последней встречей с его приемной дочерью Козеттой.