После вышесказанного сам собой напрашивается вопрос: а на какую, собственно, литературную нишу в этом смысле претендует В. Пелевин? Позиция самого Виктора Пелевина в этом вопросе принципиальна и предсказуема: «…есть много людей, которые полагают, что они должны вызывать интерес, потому что продолжают русскую литературную традицию и представляют «настоящую литературу», «большую культуру». На самом деле они не представляют ничего, кроме своей изжоги. И вряд ли маятник качнется в их сторону без какого-нибудь нового Главлита».
Любопытно, что, утверждая свою непричастность к литературному и окололитературному бомонду, Виктор Пелевин за 10 лет присутствия в литературе стал лауреатом многочисленных престижных литературных премий: «Великое Кольцо-90» за рассказ «Реконструктор», «Золотой шар-90» за рассказ «Затворник и Шестипалый», «Великое Кольцо-91» за повесть «Принц Госплана», Малой Букеровской премии 1992 г. за сборник «Синий фонарь», «Великое Кольцо-93» за рассказ «Бубен верхнего мира», «Бронзовая улитка-93» за повесть «Омон Ра», «Интерпресскон-93» за повесть «Омон Ра», «Интерпресскон-93» за рассказ «Принц Госплана», «Странник-95» за эссе «Зомбификация», «Странник-97» за роман «Чапаев и Пустота».
Последнее, о чем осталось сказать в анализе творчества Виктора Пелевина, это собственно язык его произведений. Верно ли утверждение, что В. Пелевин великолепно владеет словом, прекрасно чувствует себя в любом стилистическом языковом пространстве? Без сомнения, верно. Примерами тому могут послужить рассказы «Онтология детства», где можно увидеть образец литературного языка высшей пробы, «День бульдозериста», в котором мастерски, по всем правилам лингвистического эксперимента проанализирован экспрессивно-психологический аспект мата, роман «Чапаев и Пустота», стилевое поле которого многокомпонентно, но при этом предельно ровно.
Совмещение разговорного стиля, «новорусского» сленга с «чистым» литературным языком, а иногда даже научным слогом философского трактата характерно для всего творчества В. Пелевина. Судя по немногочисленным интервью, таков Пелевин и в повседневной жизни. Например, в журнале «Vogue» было опубликовано интервью с писателем под названием «Браток по разуму», в котором журналист делает такое наблюдение: «Он жонглирует словами, смакует парадоксы, каждую минуту выдает новые рекламные слоганы (типа «Вагриус» — «Виагриус») и внимательно прислушивается к другим на предмет поиска языковых штучек. … Изъясняется он на «блатной фене», перемешанной с абстрактными понятиями».
Как истинный постмодернист, В. Пелевин никогда не чувствовал себя стесненным в языковых средствах. Он свободно пользуется всеми наличествующими стилистическими пластами — от «высоких» до самых маргинальных. Язык большинства его произведений нейтрален и сух до лапидарности, так как не он является объектом творческого действия; в противном случае, когда слово становится целью, язык пелевинских произведений исключителен по силе и художественности.
Никакого «среднего арифметического» в отношении языка В. Пелевина, как и в отношении, всех составляющих его творчества, получить нельзя, да и пытаться делать это просто бессмысленно. Специфика сегодняшнего состояния литературы именно в том, что, как уже говорилось, перешагнув через анализ, она обратилась к синтезу. Литература постмодернизма — одна большая цитата, здесь действует почти древнерусское представление о коллективном авторстве. «Настало время собирать камни», и в этом процессе талантливейшим, очевидно, оказывается тот, кто умеет выбирать лучшее. В этом главная опасность и неоднозначность постмодернизма: любой выбор правомочен, но, вероятно, не каждый ценен. Не в этом ли причина того, что реакцию читательской аудитории на творчество В. Пелевина можно разнести четко на две категории: категорическое неприятие с одной стороны и восторженное признание — с другой.
Может быть, все дело именно в том, что определить «феномен Пелевина» как нечто конечное, осязаемое принципиально невозможно? Виктор Пелевин — едва ли не единственный на сегодняшний день сложившийся постмодернист — сложившийся органично и уверенно, без революций и ломки стереотипов, не созидая и не разрушая, а только лишь добросовестно выполняя постмодернистскую писательскую функцию. Упростило ему задачу именно то, что читатель был уже подготовлен к восприятию такой литературы, ведь прямыми его предшественниками оказываются Кафка, Гессе, Дик, Платонов, Стругацкие, Венедикт Ерофеев и другие, не говоря уже обо всем литературном поле, каким-то образом близком или созвучном тому, что мы видим в текстах В. Пелевина.
Вклад в русскую литературу, сделанный Пелевиным, бесспорен. Уже имеется прецедент, и, вероятно, не один, преподавания его произведений в средней школе. Пелевин бросил вызов всем прошлым, настоящим и будущим писателям, подав пример получения реального знания средствами постмодернизма. Образец он представил, правда, уже известный и даже самый популярный, однако этот пример демонстрирует, что средств постмодернизма хватит и на более масштабное, более ценное знание.
Виктор Пелевин явился вовремя, в этом весь его секрет. Музыку сейчас заказывает пустота, это уже почти трюизм. Пустота между литературами, пустота в метафизическом смысле: постмодернистский абсолютный ноль. Виктор Пелевин, рожденный этой эпохой, провозгласил ее, поднял на острие своего таланта и стал ею. Сказать, что Пелевин идеальный постмодернист, недостаточно. Он — ожившее постмодернистское всё и — ничего. Воплощение и символ пустоты.
Концепт пустота в произведении Виктора Олеговича Пелевина «Чапаев и пустота»
- 2020-05-18
- Пётр Прохоров
- Английский язык
Диплом777
Email: info@diplom777.ru
Phone: +7 (800) 707-84-52
Url: https://diplom777.ru/
Никольская 10
Москва, RU 109012
Содержание
Пётр Прохоров
Учился в СПбГЭТУ «ЛЭТИ» на гуманитарном факультете. Сейчас работаю в университете, преподаю иностранные языки и языкознание. В свободное от работы время занимаюсь репетиторством, преподаю английский школьникам, а также делаю переводы в компании «Диплом777». Люблю свою работу за возможность делиться знаниями и обучать студентов и школьников иностранным языкам, ведь в современной жизни это очень важно.