Представители роккановского подхода также убедительно показали наличие тесной связи между процессом консолидации границ, внешним, международным признанием государства и внутриполитическим развитием9. Международное признание способствует укреплению государственного суверенитета, консолидации центра и границ политии, в частности путем накладывания общей правовой, политической и т.п. рамки. Это в свою очередь способствует политической и правовой стандартизации и политическому структурированию внутри страны. Соответственно непризнанные государства оказываются в определенной степени вне связей международного сообщества, вне влияния требований общей рамки. Тем самым создаются неблагоприятные условия для консолидации центра, границ и политического структурирования на территориях этих политий.
Глава 2. Нации в СССР
2.1. Политика советского режима
Отмечать непоследовательность и противоречивость национальной политики советского режима стало общим местом. В этой политике, по сути, присутствовало два взаимоисключающих курса: курс на культурную гомогенизацию населения, с одной стороны, и курс на его сегрегацию по этнокультурному признаку, с другой. Особенно наглядно противоречие этих двух курсов выступает при сопоставлении политики коренизации («советизации на ста языках»), проводившейся в первые полтора десятилетия после революции, и ставки на русификацию, наметившейся в середине 1930-х гг.
Терри Мартин справедливо назвал политику коренизации политикой «утвердительного действия». Это была целенаправленная позитивная дискриминация, т. е. правовое привилегирование этнических меньшинств, которые при царском режиме были ущемлены в правах. Центральная власть демонстративно поощряла этнокультурное разнообразие, столь же демонстративно отказываясь от культурной унификации (русификации). Главным резоном такой политики было показать нерусскому населению рухнувшей Российской империи, что новая власть — в отличие от прежней — действительно новая. Это интернациональная власть, а значит, не власть русских (над нерусскими), а «рабочих и крестьян» — над «эксплуататорскими классами». Дополнительный резон состоял в том, чтобы минимизировать опасность русского национализма (ответом на который неизбежно стали бы национализмы на периферии).
Однако уже в середине 1930-х гг. этот курс сворачивается. Намечается русоцентричный крен как в символической, так и в кадровой политике. После 1937 г. партийная идеология превращается из интернационалистской в этатистски-националистическую. Российская империя, которая совсем недавно представала в учебниках как «тюрьма народов», теперь преподносится совсем в ином ключе: с точки зрения ее положительной роли в преодолении отсталости периферийных народов, или, иными словами, цивилизаторской миссии России. Правда, этот крен поначалу не был устойчивым. В середине 1930-х гг. советские историки еще вели споры о природе Российской империи; сторонники (марксистской!) концепции колониализма и национально-освободительной борьбы имели возможность отстаивать свою позицию. Более того, в первые годы Великой Отечественной войны — в ситуации, когда требовалась мобилизация нерусской периферии, — произошел частичный возврат к «антиколониальной» парадигме, и представители школы Покровского взяли реванш. Государство в течение короткого времени (1941-1943) демонстрирует благожелательность к пропаганде истории нерусских народов. Однако уже во второй половине 1944 г. (когда исход войны стал очевиден) снова, на этот раз окончательно, теряет к этой пропаганде интерес.
И в официальном нарративе, и официальной иконографии закрепляется установленная в конце 1930-х гг. иерархия народов, в которой русский народ выступает как первый среди равных.
Этническое превосходство русских прямо не утверждается, но, по сути, предполагается речевыми фигурами, в которых советское редуцируется к русскому. В мае 1945 г. на приеме для командования Красной армии в Кремле Сталин произносит знаменитый тост за русский народ, сознательно форсируя националистический крен в официальной риторике: победителем провозглашается не многонациональный советский народ, а русский народ как отдельная историческая сущность.
В дальнейшем кремлевское руководство выравнивает сталинский русоцентричный крен, аккуратно нащупывая баланс между энтонациональной и интернациональной риторикой. Если в речах Хрущева и Брежнева появляется этническая лексика («русский народ в содружестве с другими народами Советского Союза»), она тут же уравновешивается интернационалистической («советский народ»).
